|
ПОЛЕЗНО ЗНАТЬ:
НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОМ ИСКУССТВЕ
ГИПЕРРЕАЛИЗМ (англ, hyperrealism)
КИНУСАЙГА (японская техника исполнения картин)
ПЕРЕДВИЖНИКИ - ТОВАРИЩЕСТВО ПЕРЕДВИЖНЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ВЫСТАВОК (ТПХВ)
ПЛЕНЭР (фр. plein air - буквально открытый воздух)
РУССКИЙ СТИЛЬ, псевдорусский стиль
ТОВАРИЩЕСТВО ПЕРЕДВИЖНЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ВЫСТАВОК (ТПХВ)-ПЕРЕДВИЖНИКИ
==================== ИЗ НЕКОТОРЫХ НАПРАВЛЕНИЙ ПРИМЕРЫ РАБОТ РАЗНЫХ АВТОРОВ
|
9 марта 2011, 17:21 (по материалам http://dacha.oblnews.ru/star/451.html , №4) Этот удивительный, редкого дара художник, живёт в дачном посёлке Клязьма, Пушкинского района. Однажды выбранное под отдых место постепенно стало главным местом его жизни, большим художественным полотном, на котором он ежедневно фиксирует жизнь. - Юлий Анатольевич, в картинной галерее города Пушкино впервые открылась ваша выставка. Предполагают, что повторной больше не будет, поскольку все представленные работы взяты из частных коллекций… - Увы, это действительно так. Но я рад, что получилось собрать часть картин и показать их другим людям. Я легко расстаюсь с полотнами. Любой художник работает для зрителя, а не в стол. - Вы выросли в семье музыкантов, серьёзно занимались музыкой в гнесинской школе, мечтали пойти по стопам родителей. Что заставило вас свернуть с этого пути? - Внезапная болезнь, которая лишила меня слуха и возможности разговаривать с людьми на равных. Я понимаю речь других исключительно по губам. Спасибо родителям: они не желали видеть во мне инвалида и сразу отказались от азбуки глухонемых. Они стали учить меня понимать речь по губам и настолько преуспели в этом, что я продолжал заниматься в общеобразовательной школе, изучая по губам даже английский. Именно в те годы моя родная тётушка Ирма, которая была профессиональным художником, познакомила меня со своим приятелем-однокурсником Василием Ситниковым. Он как раз создавал свою школу и набирал учеников, никогда не державших в руках ни кисти, ни карандаша, представления не имеющих о том, что такое форма и пространство, в котором эта форма находится. Многолетний личный опыт постижения рисунка привёл Ситникова к открытию, что рисовать нужно учиться в… уме. - То есть свои университеты вы прошли именно у него? - Я постигал азы живописи на лестничной клетке дома, где жил Ситников. Четыре месяца кряду я ежедневно по 12 часов учился работать… сапожной щёткой и чёрной краской. Именно так рисовал Ситников. Он говорил мне: «Тебе не нужна натура. Ты должен просто запоминать увиденное и потом восстанавливать в своём воображении и на картине». - А правда, что главное действующее лицо всех ваших картин, – посёлок Клязьма и его обитатели? - Абсолютная правда. Наш посёлок – колоритный мир, разнородный в социальном плане, мир с рынком, керосинками, очередями, дачниками, коренными клязьминцами. Образы берутся из жизни: с соседних улиц, с базара, где интересно наблюдать за продавцами, покупателями и просто местными жителями. Все жизненные наблюдения я перевоплощаю в жанровые картинки, которые переношу потом на полотна. Прискорбно, но Клязьма уже далеко не та, что была раньше. Оригинальные строения, которые являлись «лицом» посёлка, разрушились – как от старости, так и от глупых планов местных чиновников, не умеющих ценить приятное дыхание старины – оплота стабильности и уюта. Ещё я очень любил заходить в пивнушку, их было три на местном базаре. Но заходил не для того, чтобы выпить, а чтобы наблюдать мой народ. У меня своё твёрдое кредо – художник должен отражать время, в котором живёт. Поэтому на лицах клязьминцев вы увидите печать тихой грусти и пережитого страдания. Наш народ никогда легко не жил. - Вам не кажется, что вы несколько перегружаете свои работы? Ощущение, что мысль, которая вас одолевает, не может остановиться и всё время несётся впереди руки. - Может быть, так. Я держу в памяти увиденную картину целиком. Одновременно я включён в жизнь и в то же время вижу её будто со стороны. Вероятно, у меня ещё потому такие многофигурные композиции, что мне многое хочется сказать, поэтому, как вы заметили, я перегружаю свои картины. Я вообще человек увлекающийся. Однажды в толпе на центральном рынке в Москве увидел пожилую даму. Её спина меня просто поразила. Она была, как книга, по которой можно было прочесть её непростую судьбу, всеми нитями переплетённую с 70-летней историей нашей страны. И я пошёл за этой женщиной, всматриваясь в особенности её шляпы, складок пальто, платья, которое торчало из-под него, грубые ботинки. Я старался закрепить этот образ в моей зрительной памяти, чтобы дома тут же воспроизвести на бумаге. Этот бесценный опыт – рисовать в уме – пригождается мне всегда, ежедневно. - Слышала, что однажды Вас за рисованием забрала милиция… - Я частенько раньше присаживался на лавочке Ярославского вокзала, где жизнь кипит с утра до ночи, и наблюдал за происходящим. Заметив, что я рисую с натуры, меня действительно забрала милиция. С тех пор увиденное фиксирую словами на бумаге: серая кепка, круглый живот, пиджак на одной пуговице… - Юлий Анатольевич, вы коренной москвич, а уже много лет живёте в Подмосковье, в доме, в котором любили отдыхать ещё ваши родители. Почему вдруг оставили Москву? - Москва – это ужас. Когда еду туда проведать квартиру или по каким-то делам, думаю - боже, как здесь люди живут? Бедные, несчастные существа! Здесь я вышел на участок - и уже на земле. Рядом жена что-то делает, цветы сажает. У нас просторный участок, и меня ничто здесь не раздражает, не утомляет, не выводит из равновесия. Такая спокойная, размеренная, созерцательная жизнь. Для творчества и жизни идеальная. Я даже мысли не допускаю, чтобы вернуться в Москву, хотя квартира у нас там остаётся. В Клязьме мне замечательно работается. Я здесь пишу каждый день. Если бы не жена, которая заставляет делать выходной, работал бы беспрерывно. Единственное, мне пришлось оставить дом родителей, которому уже за 80 лет, и где все эти годы у меня была мастерская. Я ездил туда работать из дома на велосипеде, это был своего рода променад. Но недавно я перенёс инфаркт и теперь работаю в том же доме, где живу. Здесь, кстати, тоже легко дышится. Он тоже двухэтажный, как наш старый дом, потолки на обоих этажах до 3,5 метра. Крыша очень интересная, с выступами, и в то же время строгая. Дом у нас очень любопытный, с двухсветным входом. Жена старалась, – Эльза ( Эльза Модестовна рассказывала: "Свои многофигурные композиции он создает без всяких эскизов, последовательно нанося на холст законченные изображения. У него свое кредо, - художник должен отражать время, в котором живет. И потом Юлию так много хочется сказать, что он слегка перегружает свои работы. В своей памяти Юлий держит сразу и целиком всю картину. Он увлекается и не может остановить бегущую мысль, ему всегда тесно на полотне"). Она много сил, труда и вкуса вложила в наш загородный дом. И любит его также сильно, как я. Во всяком случае, мы точно знаем, что возвращаться в Москву уже не будем, и что наш дом, – это в Подмосковье маленький зелёный посёлок Клязьма, где я черпаю вдохновение, сюжеты и просто живу. Тихо и счастливо. Беседу провела Наталья АНОХИНА Дополнение, - Лео Фин: Однажды, когда спросили Юлия Анатольевича о его картине «Слёзы Коровы» (1989 г.), он ответил:
"Не знаю, что я хотел сказать этой картиной. Она у меня получилась как-то сама собой. Наверное, тот же Марк Шагал сидел у меня где-то в подсознании. Но, на мой взгляд, я более конкретен и академичен, чем Шагал. А что касается обросшего седыми волосами деда, то это, наверное, домовой, покидающий старый, разваливающийся дом через печную трубу. А молодой гармонист? Почему он не занимается сельским хозяйством, а лоботрясничает, раздувая меха гармони? Конечно, корова плачет крупными слезами от такого хозяйствования. Картина красива, но это все-таки не мое «лицо», не мое амплуа, а какое мое «амплуа» – я до сих пор и сам не знаю."
|
|
|
